Кирилл Кобрин живет в Праге, сотрудник радио "Свобода". Автор девяти книг эссеистики и прозы и многочисленных публикаций в российской периодике.
История 1. Коллекционер.
« So Far » группы « Crosby , Stills , Nash & Young » был второй или третьей пластинкой, которая оказалась в руках Серёги Федякова, прозванного почему-то Федерсоном. Мы тоже его будем так называть. Итак, « So Far » была вторым или третьим фирменным диском, который перешёл в его собственность в самом начале карьеры подпольного меломана. Стоил он столько же, сколько и первый – « Exotic Birds and Fruit » велеречивой группы « Procol Harum »: тридцать рублей. Поскольку Федерсон был студентом первого курса и ещё не зарабатывал, он эти деньги сэкономил. Родители давали ему полтора рубля каждый день – на проезд, сигареты и обед в институте. Федерсон ездил зайцем, курево стрелял, или покупал «Беломор», а обедал в вегетарианской столовке на главной улице города. Там он брал только гарнир, а капустный салат и хлеб давали в столовке бесплатно, поощряя, видимо, любовь и уважение к животным. В среднем, Федерсон тратил около 30 копеек в день и экономил за неделю семь рублей. В месяц получалось двадцать восемь. Ещё он получал повышенную стипендию – сорок пять рублей: учился Федерсон на пятерки, хотя науки ненавидел, но иначе было не скопить на фирменные диски. Дома он говорил, что получает обычную стипендию – сорок рублей, и оставлял себе пятерку. Родители удивлялись близорукости институтского начальства, которое не поощряет одарённых студентов, но справок не наводили. Оставшиеся сорок рублей делили надвое: половину в семейный бюджет, половину – Федерсону. Таким образом, в месяц набегало чуть больше пятидесяти рублей, из которых сорок-сорок пять можно было тратить на диски. Сначала Федерсон покупал пластинки по тридцать рублей – немного затёртые, в потрёпанных конвертах, заслуженные. Здесь были, в основном, группы и артисты известные, знаменитые, однако в его городе не популярные: « Procol Harum », « Moody Blues », « Steppenwolf », Кэт Стивенс, « Crosby , Stills , Nash & Young ». Музыка их была благородно-мужественной, печальной, звучание – немного замшелым, но не тронутым тогдашними модами на диско, хард-рок и панк. На толчке Федерсон находился в ценовой категории от тридцати пяти до сорока пяти рублей за пластинку, менялся редко и неохотно, зато каждый месяц покупал по одному, а то и по два диска. Летом после первого курса он подрабатывал на заводе, а уже на втором курсе стал за деньги писать курсовые работы. Его чуть было не поймали, но обошлось. Федерсон крайне редко обновлял гардероб, питался по-прежнему плохо, курил только папиросы, зато к четвертому курсу у него было уже около пятидесяти пластинок. Он держал их в особом шкафу, ключ от которого был только у него. Вечерами он слушал « Helpless », или « Wild World », или « Nights in White Satin », или « Melancholy Man », или « Whiter Shade of Pale » и мечтал о любви и загранице. Девушки не любили Федерсона за скупость и за то, что он был плохо одет. К тому же, он совсем не умел пить и блевал с полстакана «Агдама». В конце четвертого курса его поймали на пластиночном толчке менты. Это были времена Андропова, когда принялись бороться с «нетрудовыми доходами». Менты попались добрые и готовы были отпустить Федерсона, если он принесёт им 30 рублей, но он потребовал вернуть конфискованные у него диски и наотрез отказался давать взятку. Тогда они повязали его и отвели в отделение милиции. Там на Федерсона составили протокол и написали письмо в институт. В институте тоже шла борьба за идеологическую чистоту и против нетрудовых доходов, поэтому Федерсона исключили из комсомола и из самого института. Затем его тут же забрали в армию – ещё шёл весенний призыв. После учебки Федерсона направили в Афганистан, где он вместе со своим взводом попал в засаду и был убит. Гроб в Н-ск пришёл пустой – тела так и не нашли. Родители Федерсона не решались открыть шкаф с пластинками – ведь для этого надо было взламывать замок, а это казалось им кощунством. Сначала умер его отец, а затем и мать. Когда родственники, получившие их квартиру по наследству, взломали шкаф, они увидели пятьдесят пластинок, покрытых толстым слоем пыли. Что делать с ними, они не знали – на дворе стоял 2005-й год и старых проигрывателей ни у кого уже не было. Пришлось выбросить диски на помойку. Там их случайно обнаружил молодой парень ди-джей, который жил в том же доме. Он забрал их домой и потом в течение нескольких месяцев в самой модной дискотеке Н-ска публика плясала под ремиксы старых добрых хаерастых песняков.
История 2. Группа.
Все рок-группы, от битлов каких-нибудь до « Babyshambles », имеют историю, и важна только эта история, а не дурацкие их пластинки и концерты. Вы понимаете: рок, мол, это образ жизни и прочая ерунда. И рокер – он, типа, особое существо: песенками и героическими позами не исчерпывается. А уж как они вместе соберутся – вчетвером или впятером, так полный караул – мебель крушат, девок трахают, драгами закидываются, вискарём запивают. А потом перессорятся из-за денег и разбегутся: один помрёт от передоза, другой уйдет в монахи, третий три раза поменяет кровь, зафитнессеет, подтянет кожу на мордаунте и берётся голодающим в Занзибаре помогать. Спасём мир, накормим голодных, оденем раздетых. Главное – такого папика к девкам из «Плейбоя» не подпускать, а то он и на них поношенное шмотьё напялит. А какой-нибудь третий барабанщик из второго состава непременно погорит на детской порнухе, либо повяжут его во вьетнамской деревне с двумя местными девчушками на коленях... В общем, дело известное и навязшее на зубах, как распевы из « July Morning ».
А вот у нас в Н-ске была группа совсем другая; и хотя её музыкальная продукция хромает на обе ноги, свистит пробитым лёгким и вообще глуховата и подслеповата, история какая-никакая у группы есть. Вот её и расскажем вкратце. Жила-была одна студенческая компания – жили-не-тужили, попивали агдамчик, послушивали дисочки, покуривали беломорчик. Бренькали на гитарках, сочиняли раз в год пару песенок на радость любезным нестрогим девицам. Да, вот ещё что – книжки любили. Тоннами поглощали Маркеса с Кортасаром, Фолкнера с Сэлинджером, Кобо Абэ с Кэндзабуро Оэ.Читали писателей заграничных и про заграничную жизнь. Мечтали сидеть вот так, запросто, в университетском кафе, болтать с Фрэнни, прихлебывать «Маргариту» и поглощать сэндвич с цыпленком, не подозревая, что хитроумная Рита Райт-Ковалева злонамеренно подсовывает тебе – увы! – всего лишь бутерброд с курицей. Очень хотели всего этого – одинокого, стоического, слегка пижонского. А на самом деле сидели парни на волжском откосе, давились бормотой, заедали её жареным пирожком по десять копеек и трепались о том, когда же знакомый мужичок с пластиночного толчка привезет в их город последний «Кримсон». И были счастливы, меж тем. Как-то раз вздумали пацаны создать рок-группу. Название придумали умное, из книжки. То ли «Свин Свана», то ли «Вентиль Вентейля». Затем принялись творить.
В группе было человек пять-шесть, точно сказать сложно, потому что кто-то обязательно не являлся на репетиции – то стакан не вовремя, с утра, поднесут, то контролёры в автобусе поймают и в участок сведут, то просто неохота. Так что полного состава доблестных «СС» (или «ВВ», хоть убейте, не помню) никто никогда не считал, да и не нужно, ибо количество людей, издававших звуки, высочайшему музыкальному качеству исполнявшихся произведений никак не мешало. Но и не способствовало. Шумели братцы-кролики. Сидели на флэте и шумели. Вдруг объявили вегетарианский антракт, и наши друзья, пожимая плечами и щурясь от сигаретного дыма, выползли на сцену. Пели отважные песенки к вящему ужасу комсомольских работников и лёгкому раздражению местной гэбухи. Тусовались с большими пацанами из столиц и ничего не боялись. Весёлые были деньки – на домашнем «Маяке» записан первый и второй альбом, в газетах пишут статьи под названием «Пламенная молодость с гитарой наперевес», во дворах подростки разучивают их хит «Клянусь париком Кобзона». Третье место на перестроечном подмосковном Вудстоке. Господи, какая это была дребедень! Какая чушь собачья! Как было славно! Как тронулся потом вагончик, как остался на месте перрончик, как жизнь мягко пошла под уклон, потом всё быстрее и быстрее, со свистом, вниз и вниз целых пятнадцать лет – не шутка! пока вагончик не уткнулся в грязный такой тупичок. Отель «Приют Неудачников». Они вылезают из вагончика – серые, прибитые пылью, поеденные молью, давно читающие только рекламные объявления, слушающие только «Наше Радио», забывшие лёгкость и радость, предатели своего небольшого таланта, проедатели и пропиватели своей небольшой жизни, обыкновенная история, провинциальные состарившиеся вьюноши, их хлопают по плечу, называют «живыми легендами», наливают стопку, нувориши зовут спеть на день рождения. This is the end, my friends. Сдох «Свин Свана». Полетела резьба у «Вентиля Вентейля». Мир как мир. Родина как Родина. Пацаны как пацаны. C бацайте нам напоследок про нестареющего Кобзона!
P . S . Некоторые сведения из жизни друзей
Пешехонов нашёл себе жену в лагере отдыха. Штакельберг женился на однокласснице, но она ушла к другому и погибла, а он укатил в Нью-Йорк. Арбалетов собирался жениться на однокурснице, но тоже женился на однокласснице. Бродос был давно женат на одной из музучилища, но потом развелся и женился на бывшей ученице школы, где преподавал Арбалетов. Наливайко сначала женился на бухгалтерше, а потом ушёл от нее и снова женился на бухгалтерше. Подранкер был женат на настоящей красавице, но развёлся и вёл беспорядочную жизнь, пока не нашёл себе врачиху. Тараканов женился на бывшей жене Подранкера, которая была старше его на шесть лет. Больших не заводил себе жены, пока не переехал из общежития в собственную квартиру. Портянкин был так давно женат, что никто уже не помнил, с каких пор. Цальман чуть было не стал гомосексуалистом и посматривал на Пешехонова, но вовремя одумался и женился на опытной женщине с ребёнком. Шкапский был женат на одногруппнице, но она ушла к другому, когда он служил в армии. Барбизон был женат на очень толстой женщине, но это ему надоело, он развёлся и живет теперь с молодыми девушками. Духов по молодости женился на выпускнице консерватории, но наступили новые времена и она ушла к более перспективному, а он с горя стал банкиром и теперь никак не может найти подходящую невесту. Ворошилов окрутил первую красотку вечернего отделения филфака и так с ней и живет. Хабибулин был женат пять или шесть раз, потерял на разводах несколько квартир, одна из его жён пыталась повеситься, а теперь он куда-то пропал. Конец хроники.
